Самоиспытание
У одного хорошего отца был дурной сын, не обращавший никакого внимания на его советы, проводивший время в обществе дурных людей и дававший волю своим чувственным страстям. Сердце его становилось все испорченнее, и все доброе глохло в нем. Отец горевал втайне о безнравственной жизни молодого человека, но ничего не решался ему говорить.
Через некоторое время отец опасно заболел и, чувствуя приближение смерти, призвал к себе своего сына. И вот, когда сын подошел к постели своего отца, последний сказал ему: «Не бойся, дитя мое, я не стану упрекать тебя за твое поведение. Я умираю и оставляю тебе в наследство свое имущество. Поэтому исполни мое последнее желание, о котором я попрошу тебя. Его легко выполнить».
Сын отвечал, что сделает это охотно, насколько это будет зависеть от него. Тогда умирающий отец сказал: «Обещай же мне, дитя мое, что в продолжение двух месяцев ты каждый вечер, когда кончится день, станешь уходить в эту комнату и полчаса оставаться в ней один, рассуждая сам с собой».
Сын обещал строго сдержать свое слово, в знак чего протянул руку отцу. Тогда отец, благословив его, скончался и был похоронен. Что же касается сына, он вернулся к своим товарищам и по-прежнему зажил весело и проводил время в удовольствиях.
Между тем, когда наступал вечер, он вспоминал о своем обещании, и любовь к отцу побуждала его сдерживать обещание. Сначала ему было неприятно оставаться одному—тишина и одиночество наводили на него страх. Однако он поборол себя ради данного им слова и думал, что два месяца пройдет незаметно.
Но в это время открылись у него глаза на его поведение, совесть стала обвинять его, страх пред Богом овладел его душой; он ушел в себя, начал плакать и сделался другим человеком (Круммахер).
Вот поучительный случай. Попробуем воспользоваться тем же советом: будем оставаться почаще сами с собой.
«Наше несчастье, что мы редко бываем у себя дома», — говорит отец Иоанн Кронштадтский. Мы редко бываем у себя дома—это значит, что мы редко остаемся наедине со своей совестью. Если бы мы чаще затворялись в клети своей души, чаше беседовали с совестью, то мы ужаснулись бы тех пятен, которыми покрыта наша крещальная одежда, и вернулись бы к Богу. Мы не знаем самих себя и не знаем своей души именно потому, что редко остаемся с ней наедине.
Через некоторое время отец опасно заболел и, чувствуя приближение смерти, призвал к себе своего сына. И вот, когда сын подошел к постели своего отца, последний сказал ему: «Не бойся, дитя мое, я не стану упрекать тебя за твое поведение. Я умираю и оставляю тебе в наследство свое имущество. Поэтому исполни мое последнее желание, о котором я попрошу тебя. Его легко выполнить».
Сын отвечал, что сделает это охотно, насколько это будет зависеть от него. Тогда умирающий отец сказал: «Обещай же мне, дитя мое, что в продолжение двух месяцев ты каждый вечер, когда кончится день, станешь уходить в эту комнату и полчаса оставаться в ней один, рассуждая сам с собой».
Сын обещал строго сдержать свое слово, в знак чего протянул руку отцу. Тогда отец, благословив его, скончался и был похоронен. Что же касается сына, он вернулся к своим товарищам и по-прежнему зажил весело и проводил время в удовольствиях.
Между тем, когда наступал вечер, он вспоминал о своем обещании, и любовь к отцу побуждала его сдерживать обещание. Сначала ему было неприятно оставаться одному—тишина и одиночество наводили на него страх. Однако он поборол себя ради данного им слова и думал, что два месяца пройдет незаметно.
Но в это время открылись у него глаза на его поведение, совесть стала обвинять его, страх пред Богом овладел его душой; он ушел в себя, начал плакать и сделался другим человеком (Круммахер).
Вот поучительный случай. Попробуем воспользоваться тем же советом: будем оставаться почаще сами с собой.
«Наше несчастье, что мы редко бываем у себя дома», — говорит отец Иоанн Кронштадтский. Мы редко бываем у себя дома—это значит, что мы редко остаемся наедине со своей совестью. Если бы мы чаще затворялись в клети своей души, чаше беседовали с совестью, то мы ужаснулись бы тех пятен, которыми покрыта наша крещальная одежда, и вернулись бы к Богу. Мы не знаем самих себя и не знаем своей души именно потому, что редко остаемся с ней наедине.